— Убей эту тварь! — кричит женщина, вцепившись в мой рукав. — Убей ее, прошу!
Я все еще не думаю, что эти черви представляют серьезную угрозу, но, вняв ее мольбам, активирую меч и пронзаю свалившуюся с потолка особь. Кожные покровы пиявки при этом шипят, а потом она лопается, через отверстие в толстой коже все ее внутренности выворачиваются наружу. Я понимаю, что все же зря пошел на поводу у женских истерик, когда на свет клинка начинают слетаться другие твари, похожие на огромных мух, но безглазые, с круглым зубастым ртом, как у морских миног. Они выползают отовсюду — из пустующего вагона, из дыр в потолке, из трещин в стенах — и массово летят на красный свет. Одна и этих мух впивается в руку Костанзы, но я тут же умерщвляю кровососущее насекомое. Несколько особей пытается напасть и на меня, но они не могут прокусить прочную ткань мундира. Стоит признать, что я уже много лет не брал в руки меч, но, несмотря на это, боевые рефлексы сохранились в непревзойденном виде. Мастерство все же никогда не пропадает в фехтовальщиках моего уровня, каких в Галактике единицы. Я с легкостью расправляюсь с жужжащими кровососами и убираю световой клинок. Костанза все еще всхлипывает в ужасе и смотрит на свою руку, на которой остался округлый кровоточащий след укуса.
— Ты все еще думаешь, что это всего лишь сон? — вопрошаю я, схватив ее за запястье.
— Что бы это ни было, оно становится все ужаснее! — запинаясь, восклицает она.
Не стоит требовать слишком многого от особы, которая ничего не знает и потому мало что может предположить. Я оставляю расспросы и предлагаю ей платок, чтобы она могла перевязать рану.
— Так или иначе, я собираюсь выбраться отсюда, — сообщаю я. — Можешь пойти за мной.
— Обойдемся без одолжений, Дуку, — пытаясь сохранить гордость, отказывает мне Костанза, хоть и забрав протянутый ей платок.
Спуск в подземку завален, так что найти выход можно, только пройдя по путям до другой станции. Я следую через проржавленные вагоны, пол которых залит мутной влагой, в направлении, откуда пришла Костанза. Обветшалый металл прогибается и скрежещет из-за каждого шага, словно пол вот-вот провалится под ногами, и потолок обрушится сверху. Вскоре я оказываюсь в той части ховер-поезда, что остановилась в туннеле между станциями, и замедляю шаг. Здесь во мраке нельзя различить совершенно ничего, но активирование клинка кажется очень плохой идеей. Мое продвижение вперед замедляется еще больше, когда перед очередным шагом я пытаюсь проверить подошвой пол впереди. И с очередным таким осторожным шагом носок моего сапога погрязает в чем-то плотном, слышится шелест, а затем легкий глухой хлопок. Внезапно становится трудно дышать — в воздухе появляется нечто, частицы чего режут глотку. Я помню, что сталкивался на Коррибане с тварями, которые выдыхали отраву. Но, активировав меч, я вижу только густо насаженные в проходе вагона белые ростки с блестящими черными сморщенными коробочками спор на концах. Бесцветные стебли покачиваются, а несколько из них, находящихся впереди, мертвы — почерневшие и свернувшиеся, они стелятся по полу. Видимо, отравленные частицы появились в воздухе из-за этой плесени, выросшей в половину человеческого роста. И пройти дальше можно, только умертвив ее, находясь при этом на безопасном расстоянии. Хватит ли для этого расстояния вытянутой руки и длины меча? Я отступаю назад на максимально возможную дистанцию и начинаю вырезать ростки, которые тут же, шипя, чернеют и сворачиваются, едва их касается световой клинок. Расчистив проход и дождавшись, когда осядут на пол клубы коричневатых спор, я продолжаю путь до хвоста репульсорного поезда. Вырезав сломанные двери последнего вагона, я спускаюсь на мокрые направляющие рельсы, но что-то перекрывает дальнейший дорогу. На путях, свернувшись кольцом, разместил свое дебелое отвратительно блестящее тело черный таозин — точно такой же, как тот, которого я видел в предутреннем кошмаре. Я отступаю, пока плотоядный червь не заметил меня, и тут же слышу крик. Едва уловимый, на дальнем расстоянии, но из того направления, откуда я пришел. Так это кричит Костанза?
Уже бегом, проверенным маршрутом я возвращаюсь на станцию, где встретился с женщиной, и вижу Костанзу лежащей на грязном полу. Одежда на ней темная, но ведь при встрече она была в белом? На близком расстоянии и при свете клинка я вижу, что ее одеяния залиты кровью. Костанза получила несколько глубоких ножевых ранений, но еще жива. Жирные пиявки, сидевшие здесь на стенах, ползут к истекающему кровью телу. Я давлю их подошвой сапога и беру женщину на руки. Неизвестно, возможно ли вообще отсюда выйти, а если возможно, успею ли я вынести ее живой, но не пытаться сделать хоть что-то я не имею права. Немыслимо предать свое понимание чести.
— Я же предлагал тебе идти со мной, — с досадой роняю я.
— Лицемер, — скривив губы в выражении боли и в то же время крайнего презрения, отвечает она. Удивительно, как даже в таком состоянии она умудряется сохранить верность себе.
— Что произошло? — все же пытаюсь поинтересоваться я, но в ответ получаю лишь молчание и демонстративно отведенный взгляд.
Костанза прерывисто дышит, всхлипывая от боли, но помощи не просит. Отчасти это поведение можно назвать достойным уважения, но по большей части все же откровенной глупостью.
— Во имя звезд… — еле слышно шепчет она в отчаянии. — Как я вообще могла его послушать и прийти в такое место?
— Кого? — спрашиваю я. Если она оказалась здесь из-за кого-то, мне необходимо знать его имя.