Тихий Коррибан [СИ] - Страница 66


К оглавлению

66

— Я вспомнил все. У меня на родине… очень мало воды. А на твоей родной планете есть океан.

Мне кажется, что эти слова заставляю графа едва заметно улыбнуться, но на самом деле это просто происходит расслабление всех мышц, когда жизнь покидает тело. Я больше не смогу ничего спросить — Дуку теперь мертв. Кровь, смешанная с мозговой жидкостью, стынет на его седом виске. Темная Сторона — не легкий путь. Она отбирала у каждого из нас самое ценное. Его руки великого фехтовальщика, его мозг Получателя Мудрости.

Что ж, это мой путь, и рассуждать я должен сам. Дарт Бейн искал путь к бессмертию, потому что сомневался в ученице. Потому ли от бессмертия отказался Дарт Мол, что не сомневался во мне? Привлекательная версия. Но, если я за то короткое время научился понимать графа хоть сколько-нибудь, то уж никак не могу поверить, что Дуку хотел сказать мне именно это.

Я смотрю на подвеску из дерева джапор в своей ладони. Письмо Падме ее служанка оставила в зале с каменными статуями и колоннами. Вернувшись на первый этаж Академии и взглянув на план, я нахожу это помещение — видимо, это Палата Темного Совета. Это единственный зал на самом верху здания, расположенный внутри самой черной пирамиды. Я поднимаюсь наверх по старой винтовой лестнице с разрушенными ступенями, перекрытыми шаткими скрипящими досками, едва выдерживающими мой вес. Передо мной тяжелые двери, которые некогда были окованы металлом, но сейчас их проржавевшая облицовка снята и брошена в стороне. Вместо замка углубление в форме сдавленного по бокам прямоугольника. И я держу в руке предмет той же формы. Подвеска действительно оказывается ключом. Я открываю дверь в зал, где не оказывается ни статуй, ни мест для сидения, только старые колонны, упирающийся в голый решетчатый пол. И в этой палате меня встречает Падме!

Она сидит на высоком троне, составленном из рук! Покореженных, вывернутых, сросшихся друг с другом мертвых рук! Но даже на этом троне она так поразительно красива. На ней сверкающие синие одежды с переливающимися камнями, похожие на звезды в вечернем небе. Белые цветы вплетены в ее распущенные волосы… Святые звезды! В таком виде ее хоронили!

Я открываю рот, но ничего не могу сказать, оказавшись под ее гневным, осуждающим взглядом. Что же я сделал не так, о Падме?!

— Ты убил! — гневно выкрикивает она, словно услышав мой мысленный вопрос. — Думаешь, твоя рука — достаточная плата за это?!

Моя жена, живая здесь, на Коррибане, швыряет мне в лицо самое горькое прозрение. Это я убил ее!

Тот роковой день оживает в памяти. С нею был тогда только я… По приказу учителя я должен был это сделать… И я задушил ее. Да, задушил. И так корил, так хотел наказать себя за это, что, не выдержав тяжести вины, сам отсек свою правую руку — ту руку, которой я умертвил ее!

— Падме, прости меня!!! — умоляю я, и получаю выкрик, полный злости:

— Ты думаешь, я могу простить тебя за такое?!!!

Ее трон поднимается вверх на каких-то ужасных конечностях. Ее платье становится лоскутами гнилой кожи и материи. Ее лицо темнеет, и, словно следы от слез, его расчерчивают прожженные борозды, идущие от закрытых глаз к уголкам черного рта. Цветы в волосах засыхают и сворачиваются, превратившись в личинок каких-то насекомых.

Черные, похожие на лозы, щупальца с молниеносной скоростью вырываются из-за спины мертвой женщины на троне из человеческих рук и устремляются ко мне. Они хватают меня за горло. Это стоящая расплата. Но мне нельзя сдаться, не за этим я прошел такой путь. Я отсекаю лозу, сдавившую мое горло, и пытаюсь подбежать к трону, но меня хватают новые щупальца. В этот раз, отсекая их, я стараюсь удержать лозоподобное щупальце в руке, чтобы не позволить монстру отдалиться от меня. И когда я приближаюсь к чудовищному трону, моя шея вновь оказывается в захвате, но я, стерпев удушье, продолжаю двигаться вперед и закалываю световым клинком чудовище. Я чувствую, как щупальце само расслабляется и сползает с моей шеи, когда из-за нехватки воздуха и головной боли туман клубится перед моим взором.

Зрение постепенно возвращается ко мне. Тьма рассеивается, а на решетчатом полу появляется тело Падме. Между сложенных на груди рук покоится ее письмо. Теперь я могу узнать, что же она хотела мне сказать:

«Мне снятся плохие сны. О том, что ты стал на путь, который я не могу принять.

Ты обещал, что положишь конец своей тайной жизни и темной работе, но слово свое не сдержал.

Ты стал чаще говорить о том, что мечтаешь, чтобы мы правили Галактикой вместе, о том, как хочешь мира после свержения власти, как будто тебя интересует только это, хотя я верю, что это не так. Я знаю, что ты хороший человек, и ничто в мире не стоит того, чтобы ты изменял себе! Не знаю, что за работу и на кого ты делаешь, не хочу знать, но мне не по себе от влияния, которое оказывается на тебя там. Порой мне становится страшно от мыслей, что дело в другом, что это я и моя жизнь испортили тебя, ведь прежде ты был совсем другим. Иногда ты просто не хочешь слышать никого, кроме себя. Не разбивай мне сердце, Энакин! Я не прошу тебя о многом, мне нужна только твоя любовь! Мы можем отрешиться от всего остального, пока это возможно!

Я очень жду тебя, на Набу, в нашем «особом месте». Жду, что ты обнимешь меня, как когда-то. Когда вокруг не было ничего, кроме нашей любви — ни политики, ни интриг, ни войн. Я ужасно скучаю по тебе.

Мне не терпится рассказать тебе самую важную новость, Эни. Произошло нечто чудесное. Я беременна! Наверное, большего счастья я не знала никогда!

66